Хозяйка сердца - Страница 32

— Верь мне, любовь моя. Теперь нам ничего не страшно.

Его страсть наконец сорвалась с поводка, разметав остатки самообладания. Одри казалось, что все ее чувства слились в одно и что сейчас они оба захлебнутся под мощной волной страсти.

И вдруг внезапно исчезла боль, испарился страх и, качаясь на волнах, она вкусила истинное наслаждение.

А дальше Одри перестала что-либо понимать, кроме того, что волна, шипя, откатилась, оставив их тела на прохладном песке пляжа, над которым ярко светило солнце.

8

Одри казалось, что она могла бы вечно пребывать в блаженном состоянии затерянности в туманном мире, на перекрестке сна и бодрствования, между ночью и рассветом, между страстью и расплатой за нее.

Однако пролетело всего лишь несколько коротких стремительных минут, когда она услышала приближающийся звук кроссовок раннего бегуна, шлепающего по влажному песку прибоя.

У нее отчаянно забилось сердце.

— Тсс… — Быстрым движением Джон подтянул к себе конец сползшей простыни. Взмах руки — и махровая ткань, опустившись, окутала обоих спасительным теплым покрывалом.

Бегун, ни на секунду не сбившись с шага, пробежал мимо. Одри улыбнулась, уткнувшись лицом в плечо Джона. Ведь он готов избавить ее от любой опасности, и ничто не может угрожать ей, если он рядом.

— Если ты протянешь руку, то коснешься пальцами своей одежды, — тихо сказал он, щекоча горячим дыханием ее шею. — И одеваясь, можешь прикрыться простыней.

К удивлению Одри, несмотря на происшедшие с ней сокрушительные перемены, с яркими лучами солнца к ней вернулась стыдливость, нежелание открыто признать то, что случилось. Но конечно же, выбора у нее нет — нельзя всю оставшуюся жизнь пролежать на пляже обнаженной.

Она пренебрегла некоторыми необязательными предметами одежды, но тем не менее процесс одевания был на удивление эротичен. Джон, пряча усмешку, наблюдал, как, натягивая джинсы, Одри изгибалась под простыней, приподнимала бедра и всовывала ноги в штанины. Движения были неуклюжи, но она не хотела ничьей помощи.

Наконец она привела себя в относительный порядок. Все пикантные части тела были прикрыты, а тонкое кружевное белье сиротливо лежало на песке. Присев, она повернулась к Джону спиной и стала застегивать рубашку.

Как и предвидела Одри, Джон, одеваясь, не стал ерзать под простыней. Он вытянул ноги и одним легким движением натянул на себя джинсы. Потом поднялся, лениво потянулся и зевнул. Его босые ноги и обнаженная грудь казались совершенно естественными в серебристой утренней дымке. Этот мужчина органично сливался с окружающим миром, был вольным существом и приручить его невозможно.

Но взялась бы она его приручать, если бы даже и могла? Одри задумалась. Честным ответом было, конечно, «нет».

Но, откровенно говоря, неужели она готова признать, что не испытывает желания иметь такого мужчину? Что не хочет быть единственной из тех, с кем он делится своим смехом, силой и чувственностью, умением легко принимать мир и все его сложности? Кто отказался бы от счастья видеть рядом с собой такое совершенное, восхитительное тело — каждую ночь и каждое утро?

Однако если кому-то и выпадает удача приручить этого хищника, неужели она достанется скромнице Одри Клиффорд? Она-то знала, насколько абсурдно такое предположение. Шансов у нее один из миллиона.

Джон с улыбкой повернулся к ней.

— Я провожу тебя. — Он, не торопясь, заправил рубашку в джинсы и, так же не спеша, застегнул пуговицы.

— Нет, — замотала она головой. — Будет лучше, если мы вернемся в отель порознь.

Он весело хмыкнул, словно услышал удачную шутку.

— Что ж, если это тебя устраивает…

Одри понимала, что означает этот смешок.

Она коснулась волос, вдруг догадавшись, что от ее прически не осталось и следа. Аккуратная ленточка в крупный горошек сейчас болталась на голове, как мятая водоросль. Наверное, на всем ее облике большими красными неоновыми буквами написано все, что она только что пережила, выражаемое одним словом — «секс». Одри сердито дернула за ленточку, затем заученным движением перехватила ею волосы.

— Черт побери, мне весь день придется провести в пейтоновском центре. — Джон положил руки ей на плечи. — От этого никуда не деться. К девяти я вернусь. — Он нежно и многообещающе поцеловал ее в шею. — Так что жди меня к ужину.

— К ужину? Прекрасно, — легко и небрежно бросила Одри, стараясь скрыть за этой легкостью свою взволнованность. — Но ведь я досталась тебе на завтрак, не так ли? А к ужину ты, возможно, захочешь новое блюдо.

Джон расхохотался.

— Догадываюсь, что именно ты подслушала, маленькая ревнивица.

— Конечно, я все слышала, — вздернула она подбородок. — Вы с Фредом так орали, что, наверное, вас было слышно во всем Сент-Вудбайне.

Продолжая смеяться, он осторожно вытянул у нее из волос мятую ленточку.

— Хмм… Думаю, пришло время забыть об этом… — Джон поцеловал ее в мочку уха, отведя пряди волос. — Пришло время, и я нашел блюдо, которое мне очень, очень нравится. И мне хочется пробовать его снова и снова.

Одри вскинула голову.

— Пока ты не насытишься? — Она почувствовала, как губы Джона, касающиеся ее уха, растянулись в улыбке.

— Совершенно правильно, радость моя. Пока не утолю голод.

Одри оставила у портье записку для Эрскина, в которой осведомлялась, захочет ли он до ланча выслушать ее отчет о съемках. Этот старый ловелас уже с утра удрал с Белиндой Мередит на лоно природы. Ну, да Бог с ним, у каждого свои заботы.