Хозяйка сердца - Страница 19

Одри еще раз, уже другими глазами, посмотрела на двух молодых мужчин, которые, не торопясь, возвращались к столику.

— Наш Джон просто умница. — В голосе Юджина слышалась трогательная гордость кузеном. В той же степени, в какой старшего из братьев злили успехи Джона, младший был неподдельно счастлив за него. — Он гений, деньги просто липнут к нему. Понимаете? Уверяю вас, он может явиться в зал совета директоров любого картеля, и через пять минут эта надменная публика будет стоять перед ним навытяжку.

Юджин говорил что-то еще, но Одри уже не слушала. Она невольно залюбовалась стройной фигурой Джона и подумала, что поддаться обаянию этого человека намного опаснее, чем стоять перед ним навытяжку в ожидании разноса.

5

Первая серия снимков, которую Эрскин делал, принимаясь за новую работу, обычно была не более чем прикидкой, по результатам которой он и делал вывод, что и как фотографировать в дальнейшем. После чего пробная подборка кадров заканчивала свой путь в мусорной корзине.

Именно поэтому Одри с трудом поверила своей удаче: три кадра из тех, которые она отсняла за эти два дня, оказались просто отменными. Конечно, они не дотягивали до шедевров Эрскина, но в самом деле были хороши.

Первый представлял собой общий вид гостиницы, снятый широкоугольником. Ярко светило солнце, заливая серебряным светом водные просторы за отелем. Даже упрямая ветка рододендрона, которая мешала ей при подготовке к съемке, органично вписалась в кадр, придав изображению глубину и объемность.

На двух других был Джон. В президентском номере «Буревестника» он стоял у окна, и его задумчивое лицо было освещено золотым солнечным лучом. Сине-голубое покрывало кровати на заднем плане манило прохладой, придавая сюжету чувственность.

Но лучше всего получился снимок, на котором Джон запечатлен рядом с мраморной скульптурой. Одри закусила губу, сдерживая неприличную, прямо-таки детскую радость. В этом кадре ей удалось все: и композиция, и цветопередача, и настроение. Хоть сейчас можно отправлять на фотоконкурс, без премии не останешься!

Если бы Эрскин не оставил записку, что он спит и просит его не беспокоить, Одри схватила бы еще сырые снимки и помчалась бы к шефу. Все два дня, что она работала самостоятельно, старик находился вне пределов досягаемости. Завершив съемки, Одри вдруг забеспокоилась об Эрскине. Конечно, он человек пожилой и болезненный, но не в его характере пустить работу на самотек и даже не поинтересоваться, как идут дела. Для этого должна быть серьезная причина, но какая — девушка представить не могла.

Сейчас уже второй час ночи, и, конечно, звонить шефу неудобно. Ладно, займусь этим завтра, решила Одри и принялась внимательно разглядывать фотографии. Эти виды пляжа никуда не годятся… Наверное, стоило подальше зайти в воду. Изображение зала приемов засвечено, а бар, наоборот, напоминает подземелье из фильмов ужасов. Придется переснимать заново.

Неожиданно в дверь постучали. У Одри перехватило дыхание. Кто это может быть в столь поздний час? Вдруг что-то случилось с Эрскином?

Встав из-за стола, она пошла открывать, начисто забыв, что на ней только короткие шортики и маечка, надетая прямо на голое тело.

На пороге стоял Джон. Одри растерялась, но тут же спохватилась, что стоит перед посторонним человеком совершенно неодетая. Она юркнула за створку двери и спряталась за ней, как за ширмой.

— Что-то случилось? — Она машинально поправила волосы, которые в беспорядке падали на плечи.

Зеленые глаза неторопливо осмотрели ту часть ее фигурки, которая чуть выглядывала из-за двери. Одри скрестила руки на груди, поеживаясь от прохладного воздуха, проникающего из-за двери в номер.

— Что-то случилось? — повторила она. — Сейчас очень поздно, Джон.

— Но вы не спите. Я увидел у вас свет. — Он улыбнулся. — Вы сегодня вечером выглядывали в окно?

— В окно? — Она нахмурилась — странный вопрос. — А зачем мне выглядывать?

— Затем, что сегодня полнолуние. Луна светлая и невообразимо прекрасная.

Одри подумала, не выпил ли Джон. Присмотрелась: вроде нет.

— Значит, луна не дает вам спать?

— Но она же само совершенство. — Он посмотрел на часы. — Или будет таковым примерно через двадцать минут. Так что поторопитесь. Накиньте на себя что-нибудь — и пошли.

Нет, должно быть, он все же под мухой, решила Одри. Или спятил?

— Сейчас глубокая ночь, — запротестовала она. — И куда же вы в такую пору меня тащите?

— Оставьте причитания на потом, доверьтесь мне, — теряя терпение, отрывисто бросил Джон. — Быстрее. И прихватите камеру.

— Камеру? Может, вы все-таки скажете мне, что все это значит?

Он недовольно поморщился.

— Ради Бога, Одри, неужели вы не можете просто взять и пойти? В чем проблема? Я же прошу вас одеться, а не снять одежду. И прошу вас выйти, а не пригласить меня к себе. Как видите, мои помыслы ангельски невинны. — Он положил руки ей на плечи. — Да, два часа ночи. Ну и что? Осталось только одеться. — Он усмехнулся и потеребил бретельки ее маечки. — Впрочем, не одевайтесь. Идите как есть. Только захватите камеру.

— Конечно же, я оденусь. — Она сделала шаг назад.

— Как хотите. — Джон пожал плечами и по-хозяйски вошел в номер, прикрыв за собой дверь. — Но только побыстрее, можете не прихорашиваться, никто вас не увидит.

Через несколько минут, в джинсах и свитере, наскоро причесавшись, Одри в сопровождении Джона шла мимо залитых лунным светом кустов жасмина к небольшому коттеджу, стоящему невдалеке от гостиницы. Ночной воздух дышал приятной прохладой, и тишину нарушал лишь мерный глухой рокот прибоя. На плече у девушки висела фотокамера.