Хозяйка сердца - Страница 37

— И тебе повезло?

— Выяснить подробности?

— Не подробности, Одри. Ты не собиралась выяснять подробности. Ты хотела знать лишь одно. Кто из нас виновен в убийстве твоей сестры.

— В убийстве? — в ужасе вскрикнула она. — Нет…

— Да. Пусть не в сознательном, а в непредумышленном. С точки зрения полиции, такой вариант не исключался. И признание одного из нас в том, что он в трагический момент находился с Эстер, могло повлечь за собой обвинение в убийстве по неосторожности. — Джон говорил с пугающей мрачностью, с трудом сдерживая ярость. — Но полиции так и не удалось выяснить, кто же это был. А ты? Ты выяснила?

— Нет. — Одри чувствовала, что из обвинителя превращается в обвиняемую, и уже жалела, что затеяла этот разговор. — Я выяснила, кого не было. Там не было тебя.

— Откуда ты это знаешь? Разве моя татуировка отличается от прочих? Я заметил, как ты внимательно разглядывала ее. Но только сейчас до меня дошло, что ты искала вещественное доказательство.

— Нет, — отчаянно замотала головой Одри, понимая, что ее возражения звучат неубедительно. — Нет, вовсе не потому…

Внезапно Джон расстегнул манжету и протянул Одри руку изображением буревестника вверх.

— Вот. Если хочешь, можешь изучать улику сколько душе угодно. У тебя есть лупа? Мы можем найти отличительные особенности.

— Нет, — упрямо повторила она. — То была не твоя рука.

— Откуда ты знаешь? — Он поднес руку еще ближе к ее глазам, и теперь рисунок был не далее фута от лица Одри. — Вглядись внимательнее. Не эта ли рука на твоих глазах увлекла Эстер навстречу смерти?

— Нет. — Одри больше не хотела смотреть на ненавистную птицу и попыталась отвести его руку, но Джон был сильнее и к тому же преисполнен решимости довести дело до конца.

— Так это та самая татуировка? — В его настойчивом голосе слышалась тревога.

— Не знаю, — сдалась она. — Могла быть. Но теперь меня это больше не волнует.

— Зато волнует меня. Я всю жизнь нахожусь под гнетом подозрений. И терпеть их не могу, особенно между людьми близкими. — Он с легкой печалью погладил ее по щеке. — Я просил тебя всего лишь о двух вещах — о честности и о доверии. — Коснувшись подбородка, он приподнял ее лицо. — Ни того, ни другого добиться мне не удалось. А жаль.

— Я доверяю тебе, — с отчаянием выкрикнула Одри. — Полностью.

— Нет, — резко бросил он. — Если бы ты в самом деле доверяла мне, то не скрывала бы, кто ты такая. Ты бы сразу рассказала мне, что именно видела той ночью, и спросила бы, не моя ли то была рука. Ты не сделала этого, потому что не поверила бы мне на слово.

Одри не могла возразить, потому что Джон говорил чистую правду.

— Ну хорошо, — чуть не плача, согласилась она. — Может, я боялась… боялась завести разговор об этом, боялась правды, опасалась, что выясню истину. — Одри набрала в грудь воздуха. — Но я отдала тебе свою любовь. — Она посмотрела на дорогого ей человека сквозь подступающие слезы. — Я полюбила тебя. Разве этого недостаточно?

Рука Джона скользнула по ее щеке.

— Нет, любовь моя, — сказал он, и почему-то эти нежные слова прозвучали леденящим синонимом слов прощальных. — Не думаю.

Весь следующий день Одри провела в каком-то туманном забытьи. Слава Богу, ей было чем заняться, так что времени на душевные терзания не оставалось. Проснулась она рано, хотя и провела почти бессонную ночь. Встав, старательно привела себя в порядок, оделась и гладко зачесала волосы. Несколько часов выполняла указания Эрскина: утрясала организационные вопросы с издательством, сортировала отснятые пленки. Затем Одри проявила инициативу и позвонила миссис Смит, домоправительнице шефа, чтобы предупредить: хозяин приедет не один, готовьте комнату для гостей. Одри решила, что пусть лучше у миссис Смит будет время поохать и поахать, чем эта достойная женщина упадет в обморок, завидев на пороге дома престарелую пассию Натана — Белинду.

С тривиальных мыслей о том, что любви все возрасты покорны, Одри незаметно перешла к своим взаимоотношениям с Джоном. Она ждала, что он вот-вот позвонит, но телефон молчал.

Чтобы чем-то занять себя и не травить душу, она стала готовиться к съемкам еще одного отеля, расположенного на океанском побережье недалеко от Саванны. Путеводители сообщали, что места там, как и сама гостиница, более чем экзотические.

Перед заходом солнца Одри решила прогуляться до яхт-клуба. Суда, стоящие вдоль пирса, принадлежали Олтманам, и, как сообщил Юджин, тремя из них — небольшим катером, парусником «Большая Жозефина» и моторной яхтой, названной «Пеликаном», — владел лично Джон.

«Пеликан» и «Большая Жозефина» мирно покачивались на волнах, а вот катера Одри не заметила. Решив, что Джон ушел на нем и рано или поздно вернется, она стала прогуливаться по пирсу. Погода стояла премерзкая — наихудший образчик ранней осени в этих местах. Воздух был сырым и холодным, начало моросить.

Внезапно порыв ветра донес глухой рокот мотора. Одри заметила, что любопытные чайки встрепенулись, вытянув шеи в сторону океана. Она последовала их примеру и тоже стала вглядываться в туманную даль. Одновременно она попыталась отбросить ложные надежды, но не смогла подавить дрожь, которая сотрясала ее все сильнее по мере того, как подходило небольшое суденышко. В душе Одри в равной мере смешались страх и надежда.

Катер Джона. Она узнала его наконец, но не могла определить, кто на борту — пассажиры, спасаясь от сырой погоды, были в куртках с поднятыми капюшонами. У нее и самой волосы уже промокли, потому что дождь накрапывал все сильнее. Влажный свитер неприятно прилип к телу, но Одри продолжала наблюдать за катером, который, маневрируя, подходил к пирсу. Первым сошел на пирс мужчина и стал набрасывать на кнехт причальный конец. Конечно, это Джон, кто еще мог воспользоваться его катером.