— Честное слово, я прекрасно себя чувствую, — продолжала бодриться Одри, но запнулась, смутившись направленного на нее пристального взгляда. — Вы правы, я вела себя глупо.
— Ничего подобного я не говорил, — мягко возразил Джон, даже не пытаясь встать с колен. — Разбитое сердце страдает — что же здесь глупого?
Она нахмурилась. Все-таки неприятно, когда тебя видят насквозь и кто-то становится свидетелем того, как боль разрывает твое сердце на мелкие кусочки. Одри отвернулась.
Солнце медленно поднималось к зениту, и под его лучами пейзаж менялся буквально на глазах, обретая яркие краски. Сияющая бирюзой рябь залива сливалась на горизонте с голубовато-золотистым небом. Изумрудные, кремовые и розовые ракушки, словно конфетти, усеивали пляж.
Буйство красок своим совершенством вызывало у девушки беспокойство. Всего было чересчур, как и в Джоне Олтмане. Но ведь Джон для нее — подозреваемый номер один. Всегда ли он был так мил, обходителен и неотразим? Неужели память могла подвести ее?
Одри принялась старательно приглаживать растопыренной пятерней взлохмаченные ветром волосы; затем постаралась стереть следы слез, дорожки которых остались на лице, но испачканные в песке пальцы оставили на щеках лишь красные следы.
— Понятия не имею, что на меня нашло, — уже смелее заговорила она. Ей отчаянно хотелось, чтобы Джон перестал изучающе смотреть на нее. — Обычно мне не свойственно… такое настроение.
— Неужели? — Поднявшись наконец, Джон вырос рядом с ней, и Одри невольно попятилась. Он был таким высоким, таким мужественным… и, черт возьми, таким располагающим к откровению.
— А может, стоило поплакать?
Девушка растерялась.
— Нет… То есть… В общем, у меня нет в этом необходимости. Я умею контролировать себя.
— Ах вот как? — Он вскинул брови. — Значит, есть что контролировать?
Одри удивилась проницательности собеседника и явному пренебрежению неписаными правилами, по которым строится случайный разговор между незнакомыми людьми. Всегда ли он ведет себя так самоуверенно? Ну конечно! Воспоминание молнией полыхнуло в ее голове. Это тот самый человек!
Ни о ком Эстер не говорила так часто, как о Джоне. Он не только самый красивый, уверяла она, но и самый опасный. А вот на вопрос, чего ради ей хочется иметь дело с таким человеком, сестра только заливалась смехом.
В один прекрасный день, обидевшись, что ее считают ребенком и замечают, только если хотят попросить куда-то сбегать и кого-то найти, двенадцатилетняя Одри отправилась гулять. Вооружившись створкой раковины, она самозабвенно копала в песке канавки, когда рядом неожиданно шлепнулся Джон Олтман.
Она помнит, с каким удивлением встретила его внимание. Джон всегда был приветлив с ней, давая понять, что знает, каково приходится ребенку, которого все поучают, поддразнивают или просто не видят в упор. Вот и в тог раз Джон посмотрел на нее с оттенком жалости и сказал:
— Ты же понимаешь, у тебя все впереди.
Девочка насупилась, инстинктивно не принимая даже намека на сочувствие.
— Что впереди?
— Ты вырастешь, — улыбнулся он, — и ребята будут считать тебя хорошенькой.
Девочка была поражена и, не найдя, что ответить, изумленно вытаращилась на Джона, словно тот извлек кролика из шляпы. Не проронив больше ни слова, он отошел и вскоре присоединился к компании молодых людей, которые вечно крутились вокруг Эстер.
Одри была слишком наивна, чтобы отнестись к его словам, как они того заслуживали, то есть как к дежурной светской болтовне, и возгордилась. Джон прекрасно разбирался в психологии юных особ, и те верили, что он читает их мысли. Другие ребята просто вешали девушкам лапшу на уши, а этот умел играть на тайных струнах их сердец. Подходы были разными, но игра оставалась неизменной.
Ныне же, когда Одри минуло двадцать два года, она все прекрасно понимала. Видимо, за десять лет Джон довел искусство флирта до совершенства, тем более что она предоставила ему все козыри. Когда видишь женщину, плачущую на морском берегу, считай, что у тебя на руках три туза. Можно легко завязать разговор, сказать пару сочувственных слов и быстренько познакомиться. Только на этот раз Одри уже не была наивной девчушкой.
— Ценю ваше внимание, — сухо сказала она, — но я в самом деле отлично чувствую себя. — Одри протянула мужчине руку. — Еще раз спасибо.
Будто не замечая не слишком дружелюбного тона, он задержал ее руку в своей и изучающе прищурился.
— Ваше лицо мне кажется знакомым. Меня не покидает ощущение, что… Нам доводилось встречаться?
Этого Одри боялась больше всего. Она постаралась сохранить невозмутимость, чувствуя, что ситуация осложняется, поскольку речь заходит о прошлом.
— Меня зовуг Одри Клиффорд, — представилась она, предпочитая не отвечать на прямо поставленный вопрос. Ей оставалось лишь надеяться, что Джои не помнит, как звали сестру Эстер. Да и с чего бы ему помнить? Эстер обожала давать друзьям-приятелям прозвища, в том числе и Одри. «Эй, Козявка, — кричала Эстер сестренке, — сбегай-ка за кокой! И побыстрее — я прямо умираю от жажды на этой жаре».
К тому же теперь у Одри другая фамилия. Брак родителей дал трещину после гибели старшей дочери, и через два года они развелись. Мать довольно быстро нашла подходящую партию, ее новый муж, Пол Клиффорд, оказался душевным человеком и охотно удочерил Одри.
— Одри Клиффорд, — раздумчиво повторил Джон и покачал головой. — Нет, наверное, мне показалось. — Выпускать ее ладонь он не собирался. Одри чуть потянула руку на себя, но желание высвободиться не нашло понимания. Олтман был слишком самоуверен, чтобы с кем-либо считаться.